Соловей / Весна священная

Оперный и балетный Стравинский — редкость на московских, да и не только московских, сценах. К радости столичной публики, в «Геликоне» этот пробел решили устранить и устраивают настоящее пиршество для поклонников Игоря Стравинского.

В зале «Стравинский» будет звучать музыка Стравинского, но — в разных жанрах. В первом отделении геликоновцы представят оперу «Соловей», во втором артисты Театра классического балета Н. Касаткиной и В. Василёва исполнят балет «Весна священная». Соединение этих двух произведений в одну программу — не случайно: первый акт «Соловья» был закончен в 1909 году, затем в жизни Стравинского наступил период написания балетов. Все началось с оркестровки нескольких пьес Шопена для «Шопенианы» Михаила Фокина, затем, один за другим, как по волшебству, появились три великолепных «дягилевских» балета: «Жар-птица», «Петрушка» и «Весна священная».

Для Дмитрия Бертмана творчество Стравинского имеет особое значение. «Моя жизнь со Стравинским очень связана, это безумно театральный композитор, — признался режиссер перед премьерой „Соловья“ в 2014 году. — „Геликон“ открылся „Маврой“ Стравинского, с этого произошло его рождение».

«Соловей» — опера небольшая (ее продолжительность — 50 минут), но, как бриллиант, восхищает многогранной глубиной. Что важнее для человека — живое или поддельное? Настоящее, пусть и невзрачное, но живое, искусство или блестящее, экстравагантное, суррогатное «нечто», фэйк? Ответы на эти вопросы зрители должны дать себе сами.

Первая постановка «Соловья» состоялась 26 мая 1914 года, на сцене Парижской Оперы. Спектакль труппы Дягилева оформлял Александр Бенуа. Дирижировал Пьер Монтё. В 1917 году Стравинский превратил музыку оперы в симфоническую поэму «Песнь соловья», которую Леонид Мясин не замедлил превратить в новый балет, оформленный Анри Матиссом. Новую хореографию создал Джордж Баланчин. Но опера «Соловей» оказалась долговечнее балетов знаменитых хореографов, и по-прежнему, хоть и нечасто, появляется на оперных сценах мира.

Барабаны, задействованые в спектакле, подарены театру компанией «Lukoil overseas». Эти музыкальные инструменты куплены у одного из самых известных фольклорных коллективов Ганы — ансамбля Нойам.

Картина первая
…Соловей пел так чудесно, что его заслушивался, забывая о своем неводе, даже бедный, удрученный заботами рыбак. «Господи, как хорошо!» — вырывалось у рыбака…
И вот в лес, где обыкновенно распевал соловей, отправилась чуть не половина всех придворных китайского императора. Шли, шли, вдруг замычала корова.
— О! — сказали молодые придворные. — Вот он! Какая, однако, сила!
— Это мычит корова! — сказала кухарочка. — Нам еще далеко до места.
В пруду заквакали лягушки.
— Чудесно! — сказал Бонза.
— Нет, это лягушки! — сказала опять кухарочка. — А вот и он сам!
И она указала на маленькую серенькую птичку, сидевшую в ветвях…

Картина вторая
При дворе шли приготовления к празднику. Все придворные были в полном сборе; позволили стоять в дверях и кухарочке — теперь ведь она получила звание придворной поварихи. И соловей запел так дивно, что у императора выступили на глазах слезы… Император был очень доволен и сказал, что жалует соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей поблагодарил и отказался, говоря, что довольно награжден и без того.
— Я видел на глазах императора слезы — какой еще награды желать мне!
— Вот самое очаровательное кокетство! — сказали придворные дамы и стали набирать в рот воды, чтобы она булькала у них в горле, когда они будут с кем-нибудь разговаривать.
Японские послы доставили императору искусственного соловья, похожего на настоящего, но осыпанного бриллиантами, рубинами и сапфирами. На шейке у птицы была ленточка с надписью: «Соловей императора японского жалок в сравнении с соловьем императора китайского». Тридцать три раза пропел он одно и то же и не устал. Никто и не заметил, как живой соловей вылетел в открытое окно и унесся в свой зеленый лес…

Картина третья
Прошло еще пять лет, и страну постигло большое горе: все так любили императора, а он, как говорили, был при смерти. Бедный император почти не мог вздохнуть… Из складок бархатного балдахина выглядывали какие-то странные лица: одни гадкие и мерзкие, другие добрые и милые. То были злые и добрые дела императора, смотревшие на него, в то время как Смерть сидела у него на груди.
— Помнишь это? — шептали они по очереди. — Помнишь это? — и рассказывали ему так много, что на лбу у него выступал холодный пот.
Вдруг за окном раздалось чудное пение. То прилетел, узнав о болезни императора, живой соловей. Он пел, и призраки все бледнели, кровь приливала к сердцу императора все быстрее; сама Смерть заслушалась соловья и все повторяла: «Пой, пой еще, соловушка!»

Славянское племя собиpается на пpаздник священной весны. По выбоpу Бесноватой одна из девушек должна быть пpинесена в жеpтву богу Солнца. Избpанницей становится возлюбленная Пастуха, котоpый не в силах ее спасти. В Пастухе закипает пpотест пpотив жестокости и ваpваpства.

Балет «Весна священная» в постановке балетмейстеров Наталии Касаткиной и Владимира Василёва в свое время для отечественного музыкального театра означал невероятный прорыв — прорыв репертуарный, хореографический, стилистический, философский, мировоззренческий… По сей день этот балет продолжает абсолютно магически действовать на аудиторию. Касаткина и Василёв были первыми, кто после 1917 года осмелился поставить в нашей стране эпохальный балет на музыку Игоря Стравинского. Эмигрант Стравинский считался практически запрещенным композитором. Новаторскую и сложную музыку многие не воспринимали. Наталия Касаткина и Владимир Василёв поняли её глубоко и адекватно.

Версия Наталии Касаткиной и Владимира Василёва получила одобрение автора, композитора Игоря Стравинского.